Интервью и выступления - Генеральная прокуратура Российской Федерации

80 лет назад, 20 июня 1933 года, была создана Прокуратура СССР. О том, как она создавалась, как работала и чем закончила, «Культуре» рассказал заместитель генерального прокурора России, историк и писатель Александр Звягинцев.

Культура: Прокуратура — это же «наследие царского режима». Как она возникла при советской власти, да еще и сохранив старорежимное название?

Звягинцев: Действительно, необходимость формирования такого правового института стала ясна молодой советской власти далеко не сразу. Одним из первых, в начале декабря 1917 года, Совнарком принял Декрет о суде № 1, упраздняющий органы прокуратуры. В нем так и говорилось: «Упразднить доныне существовавшие институты судебных следователей, прокурорского надзора, а равно и институты присяжной и частной адвокатуры». В те же дни была учреждена ВЧК, которая пользовалась широчайшими полномочиями и была практически бесконтрольна. Наркомату юстиции было запрещено вмешиваться в ее дела.

Воссозданная в начале 20-х годов советская прокуратура весьма отличалась от дореволюционной. Но полезно вспомнить сегодня, что создавалась она в поиске выхода из правового беспредела, который воцарился в стране после Гражданской войны. По этому вопросу развернулась острая полемика. Первоначально не было единства даже в том, как называть новых блюстителей закона. Некоторые предлагали уйти от ненавистного многим слова «прокурор». И поскольку основной функцией создаваемого органа было укрепление революционной законности, то и предлагалось назвать их «укрепревзаками». Дискуссия развернулась и по вопросу о том, кому должны быть подчинены органы прокуратуры на местах, по вопросу о единой законоприменительной практике.

Культура: Практически такие же споры велись и в начале 2000-х...

Звягинцев: Верно. В те годы буйные головы готовы были замахнуться и на всю правоохранительную систему. Бывший в то время министром юстиции Юрий Калмыков высказывался даже за то, чтобы переподчинить прокуратуру исполнительной власти и включить ее в состав Минюста.

Но вернемся в 20-е годы. Ленин в своем письме «О «двойном» подчинении и законности» писал: «Прокурор имеет право и обязан делать только одно: следить за установлением действительно единообразного понимания законности во всей республике, несмотря ни на какие местные различия и вопреки каким бы то ни было местным влияниям». В итоге в мае 1922 года сессия ВЦИК приняла Положение о прокурорском надзоре, и была создана Государственная прокуратура РСФСР. Год спустя была учреждена Прокуратура в структуре Верховного Суда СССР, а через десять лет Прокуратура СССР стала существовать как самостоятельное ведомство. Среди ее задач были, в частности, надзор за соблюдением законодательства СССР на всей территории страны, наблюдение за правильным и единообразным применением законов, общее руководство деятельностью прокуратур союзных республик.

Культура: Одна из самых тяжелых страниц нашей истории — это репрессии. Понятно, что прокуратура была встроена в общую карательную систему, но само звание органа, надзирающего за законностью, не заставляло ли протестовать, когда эта законность нарушалась?

Звягинцев: Я достаточно плотно изучал тот период и могу сказать, что даже в сложившейся тогда ситуации прокурорские работники требовали обосновывать законность арестов. 8 мая 1933 года «всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры» была направлена специальная инструкция, подписанная Сталиным и Молотовым. В ней, в частности, говорилось, что органы ОГПУ могут производить аресты только с санкции прокурора. Правда, за исключением дел о террористических актах, взрывах, поджогах, шпионаже, политическом бандитизме. Таким образом, прокуратура не могла влиять на аресты по наиболее важным делам.

История российской прокуратуры насыщена многими драматическими событиями, свидетельствующими о том, как прокуроры и следователи, выступающие против незаконных репрессий, сами становились жертвами произвола. Что касается личного поведения прокуроров, то я мог бы привести в пример и.о. прокурора РСФСР Фаину Ефимовну Нюрину. В то непростое время она отстаивала своих подчиненных, которым грозили серьезные неприятности. Сама она, как и многие работники прокуратуры, была арестована по надуманному обвинению и расстреляна. Впоследствии реабилитирована.

Показательно и коллективное письмо сотрудников прокуратуры члену Политбюро ЦК ВКП(б) Жданову от 28 октября 1939 года. Это было уже после ареста Ежова и разоблачения перегибов. «Дорогой тов. Жданов! — писали прокуроры. — Решение ЦК партии от 17. ХI. 1938 г. указало на грубейшие искривления советских законов органами НКВД и обязало эти органы и Прокуратуру не только прекратить эти преступления, но и исправить грубые нарушения законов, которые повлекли за собой массовое осуждение ни в чем не повинных, честных советских людей к разным мерам наказания, а зачастую и к расстрелам. Эти люди — не единицы, а десятки и сотни тысяч — сидят в лагерях и тюрьмах и ждут справедливого решения, недоумевают, за что они были арестованы, и за что, по какому праву мерзавцы из банды Ежова издевались над ними, применяя средневековые пытки». Далее следовала жалоба на прокурора СССР Панкратьева, которому не хватало воли и авторитета для освобождения «ни в чем не повинных людей». Прокуроры также отмечали, что «в Особом совещании решающее значение и окончательное слово принадлежит не представителю надзора — прокурору, а т. Берия и его окружению, которое всеми силами и средствами срывает требования прокуратуры о прекращении дел».

Культура: Кто, по-Вашему, наиболее яркая фигура в советской прокуратуре?

Звягинцев: Если говорить о довоенном периоде, это, безусловно, Крыленко и Вышинский. Первый — профессиональный революционер, солдат партии, человек очень жесткий. Рассказывают, что любимым его словом было «расстрелять», причем произносимое «металлическим» (под Троцкого) голосом с раскатистым «р-р-р». Ему приписывают фразу, сказанную, когда он был прокурором РСФСР и одновременно руководителем Союза охотников: «Мне дан мандат и на зверей, и на людей...»

Он был блестящим юристом и единственный осмеливался оппонировать Вышинскому. То ли по этой причине, то ли по другой, но в ночь на 1 февраля 1938 года Крыленко арестовали, принудили письменно, на 26 машинописных страницах, в подробностях сознаться в антисоветской деятельности, а через некоторое время в течение 20-минутного суда приговорили к расстрелу и в тот же день привели приговор в исполнение.

Вышинский же был человеком гораздо более хитрым. Он занял пост прокурора Советского Союза в марте 1935 года. После этого начался самый трагический период истории советской прокуратуры. Он сдал НКВД не только своих заместителей, но и своего бывшего руководителя Акулова. Вышинский был одним из первых, кто подхватил тезис Сталина о том, что при определенных условиях «законы придется отложить в сторону».

Если же говорить о послевоенном периоде, то это, конечно, Роман Андреевич Руденко. Он приобрел мировую известность после выступления на Нюрнбергском процессе, а 29 июня 1953 года после ареста Берии был назначен Генпрокурором СССР. Именно Руденко начал осуществлять мероприятия по восстановлению гарантий законности. Много энергии и сил он отдавал работе по реабилитации жертв политических репрессий. В те годы он активно развивал тезис о связи закона и культуры. Слово «закон» стало наконец употребляться в связках с такими понятиями, как «справедливость», «порядочность», «честность».

Находясь в кресле Генерального прокурора СССР, Роман Андреевич пережил три инфаркта. Четвертый, после которого он скончался, Руденко получил во время расследования коррупционного «Краснодарского дела», в котором фигурировали крупные партийные бонзы.

Культура: Как завершила свое существование прокуратура СССР?

Звягинцев: То, что прокуратура, как и остальные союзные институты, обречена, стало ясно после августовских событий 1991 года. Это было драматическое время. Генпрокурором тогда был Трубин. Он находился с визитом на Кубе, и его недоброжелатели поспешили распространить информацию о том, что он якобы в одном из интервью поддержал ГКЧП. И буквально сразу после этого мне пришла телеграмма от прокурора Черкасской области Коцюрбы, который также находился в составе делегации. А я в то время возглавлял Службу информации и общественных связей Генпрокуратуры и одновременно являлся старшим помощником генпрокурора, поэтому телеграмма попала ко мне.

Цитирую, сохраняя стиль: «Узнав телевизионной передачи создании комиссии проверки достоверности публикаций высказываний генерального прокурора Трубина период пребывания на Кубе свидетельствую полнейшую ложь публикаций. Я находился в составе делегации. Получив сообщение создании ГКЧП Трубин 19 августа моем присутствии заявил Генеральному прокурору Кубы его коллегам что нашей стране произошел переворот... боюсь чтобы в эту авантюру не втянули органы прокуратуры».

Когда путч был подавлен, Трубин выступил с обращением к работникам органов прокуратуры. Он призвал «полно, объективно, без поверхностных суждений и суетливости дать правовую оценку действий тех, кто участвовал в подготовке и проведении государственного переворота, своими деяниями способствовал этому». И далее: «Важно, чтобы каждый прокурор, каждый следователь, занятый проверкой или расследованием таких фактов и обстоятельств, постоянно помнил, что он служит Закону и только Закону. Здесь нет и не может быть места амбициям, нездоровым эмоциям и политическим пристрастиям. Должны решительно пресекаться произвол и самоуправство, нарушение прав человека».

В декабре 1991 года Трубин автоматически потерял свою должность. В приказе было записано, что он освобождается «в связи с постановлением Совета Республик Верховного Совета СССР от 26 декабря 1991 г. о прекращении деятельности Союза ССР».

Но вот интересный штрих. За несколько месяцев до этого, 17 сентября, Трубин поручил мне подготовить текст телеграммы Александру Солженицыну. Привожу его: «Уважаемый Александр Исаевич! Принятое в отношении Вас в 1974 году решение о прекращении уголовного преследования по не реабилитирующим основаниям — вследствие изменения обстановки, мною, после изучения дела, признано необоснованным. Поскольку доказательств, свидетельствующих о совершении Вами каких-либо преступлений, не имеется, уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. Прошу Вас принять от меня извинения за неправомерные действия в отношении Вас бывших работников Прокуратуры Союза ССР». Телеграмма была послана в город Кавендиш (штат Вермонт, США), где проживал тогда писатель, но вскоре вернулась с пометкой, что такого человека найти не удалось. Тогда, подготовив сообщение для СМИ, я отправился к главному редактору программы «Время» Ольвару Какучая, с которым у меня сложились вполне дружеские отношения. Выслушав мой рассказ, он тут же распорядился дать сообщение о реабилитации Солженицына в эфир...

Культура: Вы пришли в прокуратуру еще во времена СССР. Когда было больше профессионализма, самоотдачи — тогда или сейчас?

Звягинцев: Я лично работаю не меньше — как тогда спал четыре часа в сутки, то же самое и сейчас. И многие мои коллеги работают в таком же режиме. Конечно, и сейчас есть мастера своего дела, но тогда, в советское время, общий профессионализм был все же выше. К сожалению, правоохранительные органы потеряли огромную когорту профессионалов. И для того, чтобы их восстановить, надо хорошим лемехом пройтись по нашему профессиональному полю, засеять ниву добрыми семенами и заботливо взлелеять ее...

А что касается звучащей иногда критики советского периода... Вы же видите, я как юрист и историк не замалчиваю негативные стороны. Но когда сейчас некоторые современные витии твердят, что в то время кто-то что-то делал не так, я смотрю на такого человека и думаю: вот тебя бы в тех условиях назначить на должность, встал бы сам на место того, кого критикуешь, и попробовал сделать для страны и людей больше хорошего, чем сделали твои предшественники. Критиковать легче всего.

​​​​​​​