Участники Великой Отечественной Войны - Прокуратура Республики Башкортостан

БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА...

Для нынешнего молодого поко¬ления слово «лыжи» ассоциируется, скорее всего, с горами, модным увле¬чением и роскошной экипировкой. И невдомёк им — благополучным, раскованным, хватким — что луч¬шим «прикидом» для их одногодков в «сороковые-роковые» был снежно-белый маскхалат. Зима требовала без¬упречной подготовки от разведчика, воевавшего в лыжном батальоне. Если он, конечно, хотел выжить...

В МИЛЛИМЕТРЕ ОТ СМЕРТИ

...А Анатолий хотел. Уж очень мечталось услышать слово «Победа», снова увидеть живыми-невредимыми братьев — Витю-артиллериста и Женю-моряка, а ещё — соединить свою судьбу с подругой детства и юности — красавицей Тосей...

Гордая посадка головы, энергич¬ные движения, рокочущий голос и львиная грива седых волос — таким я увидела Анатолия Гавриловича Головачёва. Да, ему за 80, и ноги уже плохо слушаются, и зрение неважное, но память — исключительная. Расска¬зывая, он называет имена, фамилии, города, откуда родом были однопол¬чане. Иногда замолчит, глядя в окно. Потом тихо скажет: «Хорошо помню все лица... Ясно вижу перед собой».

Анатолий Гаврилович родился под Тамбовом, в городе Рассказово, в рабочей семье: отец трудился на суконной фабрике имени Красной Армии, мать вела дом и растила пяте¬рых детей. Росли просто, дружно и весело. Мечтали стать лётчиками, потому-то, едва исполнилось 18, всей мальчишеской компанией отправились поступать в Елецкое лётное училище. «Хорошо помню, — рассказывает Анатолий Гаврилович, — что в тот день, 22 июня, сильный был ливень, и нас повели в баню. А тут Молотов по радио с сообщением... И уж ника¬кой бани — тут же по машинам и на фронт». Так Анатолий стал бойцом 268-го лыжного батальона на Северо-Западном фронте. Всю осень и начало зимы шла мощнейшая физическая под¬готовка, в основном — марш-броски по 20 километров. Впрочем, ребятам это было не в тягость. «Бег, коньки, лыжи — первое дело для нас, мальчи¬шек», — вспоминает Головачёв. Дей¬ствительно: до войны поголовно все сдавали нормативы ГТО, стремились стать обладателями нагрудного знака ОСОАВИАХИМ.

1 января полк встал в городе Бологое. «Вот тут и началась для меня война...» — качнул головой Анатолий Гаврилович. С лыж практически не сходили — даже ели, не снимая их. В районе города Старая Русса одна из наших армий попала в окружение. Жестокие разгорелись бои. Мороз в ту зиму стоял крепкий, доходило до сорока градусов ниже нуля. Снег — глубокий, по грудь. «А знаете, что такое разведчик? — спрашивает Анатолий Гаврилович и сам же отве¬чает: — Проникнуть незаметно, действовать без единого выстрела — в крайнем случае, ножом...» Оба его брата, отважные бойцы, не получили даже царапины. Слу¬шая Анатолия Гавриловича, невольно подумала: а вот ему словно Бог отме¬рил за всех троих.

В конце апреля Толя Головачёв, замещая командира отделения, перед началом боя пополз проверять, как окопались бойцы. Скатился в одну из ячеек, глядь — сидит Шавров из Белоруссии, склонив голову над котелком. Ел и заснул, что ли? Тронул Толя его за плечо, парень и сполз на дно, а во лбу — маленькая дырочка. Поднял Головачёв глаза и тут же заме-тил, как блеснул оптический прицел вражеского снайпера. Рванувшись, подкатился к другой ячейке — отдал приказание «снять кукушку» и уже сполз было в свой окоп, как почув¬ствовал сильный удар по голове сзади. Спас его друг-земляк Витька: вовремя нашёл, привёл в чувство, перевязал и, подталкивая, шепнул: «Быстро ползи в санчасть!» Пока, разгля¬дывая сквозь цветные круги перед глазами дорогу, полз Толя к своим, снайпер успел ранить его в руку.

Догадавшись, что белый бинт заме¬тен, парень взял пригоршню грязи и замазал его. В санчасти, сняв бинты, врач только присвистнул: «Ну, солдат, и разворотило же! Еще бы милли¬метр...» Пуля не вошла в голову, но раздробила черепную кость. Вернув¬шись к землянкам, Толя застыл: всё дымилось. «Прямое попадание», — пояснили оставшиеся в живых. От деревни Рамушево до части для выз¬доравливающих шли более 100 кило¬метров. Шли пешком — по колено в холодной густой грязи. Рана не давала Толе покоя, и если бы не ребята, наверное, свалился бы где-нибудь и затих навечно.

«ЯЗЫКОВ» НЕ СЧИТАЛ...

Молодой организм справился — Толя вернулся в строй. В июле 42-го началось самое пекло. Разведчики вели поиск по тылам, рискуя каждую секунду напороться на кишевших в этих местах немцев или «зелёных бан¬дитов». «Зелёные» — дезертиры, сби¬вавшиеся в кучки, убивали по большей части своих же раненных, оставшихся где-нибудь в лесочке с санчастью. Я не удержалась от вопроса: сколько же добыл «языков» Анатолий Гаври¬лович? Он покачал головой: «Где-то с десяток, наверное... Мы их не считали. Это вовсе не важно было. Важней — чётко выполнить задание. Я гордился, конечно, когда мне это удавалось». Ведя под конвоем немца, испыты¬вал ли жгучую ненависть, хотелось ли пристрелить на месте? «Что ты, милая, — Анатолий Гаврилович без улыбки машет рукой, — ненависть — да, конечно. Но — с холодной головой. Никаких эмоций разведчику не положено. Так-то». В одном из боёв Толя получил множественные осколочные ранения — в голову, в ноги. Осколок из бедра вынули, но избежать газовой гангрены не удалось... С чудовищно распухшей, какой-то фиолетово-бурой ногой Толя лежал в санчасти рядом с сержантом лет на десять его старше. Тот был только после опера¬ции: «Глянь-ка, браток, пальцы на обеих ногах одинаково шевелятся?» Толя повернул голову: вместо правой у мужика — культя выше колена. Запинаясь, попытался уверить, что всё нормально. Сержант с трудом оторвал голову от подушки, опустил глаза... Утихомиривать разбушевавшегося бойца-калеку прибежали несколько человек. Потом зашла молоденькая врач — Галя, москвичка, студентка последнего курса: «Готовьтесь к опе¬рации», — сказала Толе и провела скальпелем черту поперёк ноги. Мед¬сестра поднесла кружку, но, почув¬ствовав запах спирта, Толя решительно мотнул головой: «Не буду!» Он не пил совсем, даже свои боевые 100 граммов отдавал соратникам. Растерянные врач и медсестра, пошептавшись, решили попробовать прочистить ногу. По госпиталям Толя мотался до мая 43-го. Ногу не отняли. Но она искривилась. Это потом, потихоньку, он упорными поездками на велосипеде разработал её, а тогда — списали 20-летнего сол¬дата подчистую. И вернулся он в род¬ное Рассказово.

ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Жёсткое было время, горькое. Вот вспомнил Анатолий Гаврилович опять лыжный батальон: был у них парень — хороший, симпатичный. Но попал под расстрел на раз-два. Шли цепочкой, стараясь даже не скрипеть снегом, а он замыкал. В какой-то момент встал, опёрся на палки и... заснул. Очнулся — нет никого. «Ему бы по лыжне, за нами... — вздыхает рассказчик, — а он возьми да и вер¬нись в часть». Расстреляли на месте — за дезертирство.

Впрочем, под расстрел можно было угодить и за газету. Как-то Толя на ходу схватил в какой-то избе газету — цигарку скручивать. Хорошо, что пока шёл в часть, развернул её: огромными буквами шло «СССР — Смерть Сталина Спасет Россию» и так далее. Порвал, бросил в костёр. Ребята зашумели, мол, такую ценную вещь сгубил! Но Толя отмалчивался. Если б увидели, что он читает подоб¬ную «литературу», — тут же без суда и следствия под трибунал, за распро¬странение антисоветчины.

Очутившись на гражданке, не смог Анатолий заниматься чем-то спокойным: закончил Саратовские курсы подготовки прокурорско-следственных работников. Распреде¬лили его в Тамбов. Там с мая 44-го больше десяти лет он и работал. Воен¬ная обстановка, конечно, сказывалась. Много было убийств. Но в последний год войны и потом практически не было изнасилований. В Тамбове Анатолий Гаврилович обрёл и своё семейное счастье. Дожда¬лась его Антонина Кузьминична, кото¬рая успела и педучилище закончить, и на оборонке поработать. В этом году у них две замечательные даты: 65 лет долгожданной победе и — совместно прожитой жизни! Она работала учи¬тельницей, на заслуженный отдых ушла из уфимской школы № 99.

В 1956 году перекинули Головачёва в Уфу — старшим следователем респу¬бликанской прокуратуры. Так и про¬должил Анатолий Гаврилович воевать в мирное уже время с убийцами да налётчиками. Через десять лет он — в прокуратуре Орджоникидзевского района Уфы, потом — в городской прокуратуре следователем по особо важным делам и вновь в республикан¬ской. Отсюда и ушёл на пенсию в 1986 году. Разглядывая старинные тяжёлые фотоальбомы, я обратила внимание, что нигде не видно боевых наград. Спросила об этом пенсионера, а Анатолий Гаврилович махнул рукой: «Не люблю я этого!» И только после уговоров нехотя сообщил: «Есть, конечно. Вот, например, медаль «За отвагу» — она меня спустя десять лет нашла, в Тамбове. Даже и не знаю - за что. Может, за бой у деревни Чёрная Зилима — жарко там было... А может, ещё за что...»

Не жалуются ветераны. Войну вспоминают с болью, конечно, но и с гордостью — отстояли, выдержали, сломались тогдашние мальчики.