Ветераны Великой Отечественной войны - участники войны - Прокуратура г. Санкт-Петербург

Проходил службу в Вооруженных силах СССР в период с 12 июля 1941 года по 27 января 1944 года, в том числе в период с 3 мая 1942 года по 27 января 1944 года на Ленинградском фронте военным следователем прокуратуры г. Ленинграда.

За проявленное мужество и храбрость награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», медалью Жукова. 

После снятия блокады г. Ленинграда продолжил работу в прокуратуре города старшим следователем.

С 1954 года по 1966 год назначен прокурором объекта спецпрокуратуры п/я 413.

С 1966 года по 1970 год работал прокурором спецпрокуратуры в/ч 9302.

С 1970 года – заместитель прокурора спецпрокуратуры в/ч 9339, а с 1971 года – заместитель прокурора спецпрокуратуры прокуратуры СССР в/ч 9379 .

В период работы неоднократно поощрялся приказами прокурора г. Ленинграда и Генерального прокурора СССР, награжден медалями «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», «Ветеран труда», медалью Руденко.

Скончался 11 января 2019 года на 103 году жизни.

***

Из воспоминаний:

Я, Гаевский Иван Яковлевич, в июне 1941 года окончил Кировский государственный пединститут имени В.И. Ленина и получил звание учителя истории средней школы. В первых числах июля 1941 года был призван в ряды РККА и вместе с другими призывниками направлен в Военно-юридическую академию РККА на курсы военных юристов. Проучился в Москве около двух месяцев, затем нас, курсантов, на автобусах из Москвы отвезли в район «Красная Пахра», где стали заниматься строевой подготовкой и проживать в построенных блиндажах.

Мы видели, как вражеские самолеты совершали налеты на Москву.

Примерно через месяц нас отвезли ближе к фронту и приказали вырыть окопы и быть готовыми оказать сопротивление врагу, тогда как мы имели только противогазы, саперные лопаты и учебные гранаты «лимонки». Никакого оружия, кроме бутылок с зажигательной смесью, у нас не было. В окопах мы пробыли около двух суток, озябли, так как огонь разводить мы не имели права. Около суток мы сидели в окопах голодные, затем нам привезли буханки черного хлеба и селедку, которая была соленой, а воды не было.

Примерно через двое суток к нам поступил приказ: «Оставить окопы и следовать в поселок Иваново». Мы пешком, а нас было около ста человек, пошли в поселок Иваново, по дороге ночевали в какой-то деревне. В Иваново мы пробыли около двух суток. Вместе с нами находился преподавательский состав академии во главе с начальником Военно-юридической академии диввоенюристом Заряновым.

Из поселка Иваново мы в товарных вагонах поехали в город Ашхабад. Ехали мы около одного месяца, питались кашами из концентратов.

В Ашхабаде в нормальных условиях мы продолжили учебу. В апреле 1942 года я закончил учебу на курсах военных юристов, и мне была присвоена квалификация военного юриста и звание лейтенанта юстиции. Одновременно установлен оклад 1200 рублей в месяц. По окончании курсов мы в товарных вагонах около месяца из Ашхабада ехали в Москву. В Военной прокуратуре СССР в Москве нас стали распределять к месту военной службы. Я был направлен в распоряжение прокурора города Ленинграда. Кроме меня в Ленинградский военный округ было направлено еще восемь или девять человек. В конце мая 1942 года мы собрались на берегу Ладожского озера и на большом плоту переплыли через озеро. Я прибыл в прокуратуру города Ленинграда, где прокурор города определил мне ранее установленный оклад 1200 рублей в месяц и направил меня работать военным следователем в прокуратуру Смольнинского района города г. Ленинграда, расположенную в доме №174 на проспекте 25 Октября (в настоящее время Невский проспект). Прокурором данной прокуратуры работал Кривопальцев, помощником прокурора — Ляцкий, следователями — Трисвятская и Шпанькова, фамилии остальных работников прокуратуры не помню.

У следователя Трисвятской в течение двух недель я проходил практику: допрашивал свидетелей, обвиняемых, производил обыски на квартирах обвиняемых, составлял основные процессуальные документы и т.д. Через две недели прокурор стал поручать мне расследовать уголовные дела.

Дела были различные: кражи, грабежи, разбои, убийства, хозяйственные преступления и другие. Сроки следствия были установлены прокурором республики или Союза, сейчас не помню, десять дней. Рабочий день у следователей был ненормированный, выходных дней и отпусков не было. Обещали предоставить отпуска по окончании войны.

Во время воздушной тревоги мы спускались в бомбоубежище, в подвал дома. Арестованных лиц содержали в тюрьме в «Крестах» на Арсенальной набережной, куда часто из прокуратуры приходилось ходить пешком. Тюрьма работала с 9 часов утра до 23 часов. В тюрьме содержались только осужденные и лица, привлеченные к уголовной ответственности — подследственные. Лица, арестованные до предъявления обвинения, содержались в Доме предварительного заключения (Д.П.З.), который расположен был, как я сейчас вспоминаю, на набережной реки Мойки, дом №41.

Мне приходилось расследовать различные уголовные дела. Заканчивал по восемь-десять уголовных дел в месяц.

Вспоминаю такое уголовное дело в отношении начальника Московско-товарной станции, фамилии которого не помню, который в своем служебном кабинете убил женщину — подчиненного ему инженера. Дело поступило из милиции, по которому содержался под стражей в Д.П.З. муж убитой, которого подозревали в убийстве жены. Муж убитой вину в убийстве жены отрицал. При обыске на квартире начальника Московско-товарной станции был обнаружен рюкзак со следами человеческой крови, обручальное кольцо и шуба, спрятанные под дровами. Кольцо и шубу опознал муж убитой, что эти вещи принадлежат его жене. Начальник станции признал свою вину в убийстве инженера и показал, что когда она по окончании работы в его кабинете наклонилась к печке-времянке прикурить, он нанес ей удар по голове канцелярским прессом. Совершив убийство, он охотничьим ножом расчленил труп убитой по частям, сложил в сейф, и при уходе с работы части трупа складывал в рюкзак и по дороге разбрасывал во дворах. Совершил он убийство женщины, чтобы завладеть продовольственными карточками ее и мужа убитой.

Не имея жилья, я жил в канцелярии прокуратуры, где была сложена печка-времянка, которая отапливалась дровами. За дровами мы ездили в Невский район г. Ленинграда, где разбирали деревянные дома на дрова.

В прокуратуре мне выдали продовольственную карточку, по которой полагалось 500 г хлеба на день и другие продукты, но кроме хлеба в магазинах ничего не было. На рынке можно было купить соевые лепешки и котлеты, но котлеты были из человеческого мяса. На углу проспекта 25 Октября и Суворовского проспекта работала столовая, где можно было попить чаю и скушать щи, изготовленные из крапивы.

По улицам города ходить было опасно, особенно вблизи домов с подвалами. Были случаи, когда в подвалах прятались преступники с проволочными петлями, и когда вблизи подвала дома проходил человек, то из подвала выбрасывали петлю на голову человека, затаскивали его в подвал, убивали и расчленяли на куски. В одном из подвалов был обнаружен бочонок с человеческим мясом.

Ходить по улицам города было опасно из-за артиллерийских обстрелов города. 22 декабря 1943 года я по делам службы ехал на трамвае с улицы Садовой по проспекту 25 Октября в сторону Московского вокзала. На перекрестке Литейного проспекта над трамваем пролетел снаряд и разорвался. Я стоял на подножке вагона трамвая, соскочил с подножки и побежал к дому. В это время другой снаряд попал в вагон трамвая и разорвался, осколками снаряда много людей убило и ранило. Одним из осколков снаряда ранило меня в ногу. Я дошел до ближайшей аптеки, где мне сделали перевязку и направили в госпиталь, где я находился на лечении по 12 января 1944 года.

январе 1944 года была снята блокада Ленинграда. Мне предложили остаться работать в прокуратуре г. Ленинграда, я согласился. На меня оформили бронь, я был демобилизован из армии и стал работать народным следователем прокуратуры Смольнинского района г. Ленинграда. Затем продолжал работать в прокуратуре Фрунзенского района, старшим следователем в прокуратуре города Ленинграда.

В марте 1954 года я уволился из прокуратуры г. Ленинграда в связи с переходом на работу в специальную прокуратуру на должность прокурора п/я 413.