Наши ветераны

angle-left null Саулевич Эдуард Ксаверьевич

Родился 24 мая 1909 года в г. Двинске Витебской области. После средней школы поступил на факультет советского права в МГУ, который окончил в 1931 году и стал работать в системе органов внутренних дел и на преподавательской работе. С августа 1940 года до призыва в июне 1941 года в армию трудился прокурором отдела кадров Прокуратуры РСФСР.

Участвовал в боях при обороне Москвы, был дважды ранен. В 1943 году окончил офицерские курсы и служил помощником военного прокурора сформированного на территории СССР Войска Польского, в составе которого и встретил окончание войны возле г. Праги. Затем продолжал исполнять интернациональный долг в качестве прокурора корпуса внутренней безопасности Польской Народной Республики.

Демобилизовавшись, работал прокурором отдела кадров Прокуратуры РСФСР, а затем прокурором отдела кадров и следственного отдела Главной транспортной прокуратуры. После её упразднения в мае 1960 года назначен прокурором следственного управления Прокуратуры РСФСР, с 1975 по 1983 годы работал научным сотрудником ВНИИ по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности при Прокуратуре СССР.

Старший советник юстиции, Заслуженный юрист РСФСР, Почётный работник прокуратуры, за боевое и трудовое отличие награждён орденами Отечественной войны 2 степени и Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Ветеран прокуратуры», орденами и медалями Польской Народной Республики, неоднократно поощрялся приказами Генерального прокурора СССР.

Скончался Эдуард Ксаверьевич 28 октября 2009 года в г. Москве на 101 году жизни.

***

Война в моей жизни

22 июня 1941 года круто изменило мою судьбу. Мирная прокурорская деятельность кончилась. Попрощавшись с Прокуратурой РСФСР, где работал, 25 июня я уже был в военкомате и получил направление в отдельную стрелковую дивизию особого назначения имени Дзержинского. В Покровских казармах, где в то время дислоцировался второй полк дивизии, я принял минометный взвод, и началась солдатская жизнь. Несение службы сочеталось с овладением нового для меня минометного дела. Обучал солдат и учился сам.

Кроме боевой подготовки взвод, которым я командовал, выполнял отдельные задания по обороне Москвы и области. Взводу поручалась охрана правительственной линии связи Москва-Рязань и других важных государственных объектов. Кроме того, взводу была поручена защита Покровских казарм в противопожарном отношении. Во время налетов вражеской авиации на Москву, взвод размещался на крыше казарм и гасил зажигательные бомбы, сбрасываемые с немецких самолетов, прорывавшихся к Москве. Воинская часть нередко выезжала в Подмосковье на учения и знакомство с объектами охраны. Спать приходилось мало, поскольку воздушные тревоги были почти каждую ночь, а в отдельные ночи и по несколько раз.

Начало октября 1941 года было очень тревожным для Москвы. Гитлеровские полчища рвались к столице нашей Родины. 10 октября наш полк был поднят по тревоге. В штабе получили задачу выехать на очередное учение в свой район обороны. Выехали в полной боевой экипировке. Однако учения провести не удалось. В дороге получили приказ изменить направление и в районе города Малоярославца ликвидировать вражеский десант.

Когда рано утром прибыли к месту назначения, оказалось, что будем иметь дело не с десантом, а с передовыми фашистскими механизированными частями, рвущимися к Москве. С ходу занимаем позиции. Кругом идет стрельба, автоматные очереди, свист и разрывы мин и снарядов. Мы не были еще обстреляны и сразу не разобрались в обстановке. К середине дня картина стала ясной. Недалеко заурчали немецкие танки. С группой бойцов, вооружившись бутылками с горючей смесью, подползаем к танкам и забрасываем их. Два танка задымились, остальные поворачивают. Мы скрытно возвращаемся на свои позиции. Занимаю место с ручным пулеметом. Пулеметчик ранен, ему оказывают помощь санитары. Стреляю из пулемета в ту сторону, откуда слышны выстрелы. Цели не видно, мешает густой кустарник.

Над занятой нами позицией пролетают самолеты, бомбы рвутся в стороне, но каждый раз вздрагиваешь. Небо сереет. Связь со штабом и тылами потеряна. Уже несколько бойцов ранено. Что делать? Голова идет кругом. Под моим командованием почти целая рота из разных подразделений. Неожиданно ощущаю сильный удар по стопе правой ноги. Гляжу на сапог, а там из отверстий сочится кровь. Понял, что ранен. Пока большой боли нет, сам себе делаю перевязку и продолжаю руководить боем. Стало темно, принимаю решение отойти к Москве. Отойти можно, но только через лес. В деревнях пожары и слышна немецкая речь. У меня была карта местности и компас, с помощью которых я и вывел из окружения бывших со мной солдат, в том числе раненых.

К утру вышли в район Нарофоминска, но идти уже не мог. Нога так распухла, что ступать не было возможности. Через какое-то время меня подобрала санитарная машина и доставила в санчасть. А дальше - многомесячный госпиталь.

Когда нас из Подольского госпиталя решили направить на Восток и выдали на руки документы, я 19 октября 1941 года самовольно выехал в Москву и на костылях добрел до своей части, которая по-прежнему дислоцировалась в Покровских казармах. То, что увидел в Москве и в частности на Курском вокзале, не поддается описанию. Все помещение вокзала забито людьми и вещами. Все двигались на восток, ожидая очередных поездов. В самой Москве темень, хоть глаз выколи. Только патрули и случайные прохожие.

Лечение в эвакгоспитале, находившемся в городе Киселевске Новосибирской области, проходило нормально. 13 января 1942 года военно-врачебная комиссия признала меня годным к военной службе.

По распоряжению штаба Западно-Сибирского военного округа меня направляют в Томск, где формировался 1045-й стрелковый полк. Там получил назначение помощником командира минометной роты. Командиром роты был запойный алкоголик - лейтенант Хозяинов. Он по нескольку дней пропадал в соседнем селе, а потом сутками отсыпался на нарах. В результате вся тяжесть боевой подготовки роты легла на меня.

Формирующийся полк сибиряков размещался не в самом Томске, а в дачном пригороде Басандайка. Дачи были оборудованы нарами из свежих бревен и отапливались чугунными «буржуйками». В помещении всегда было холодно. Постельные принадлежности отсутствовали, укрывались полушубками. Одеты были тепло, на ногах валенки. Кормили по четвертой, так называемой тыловой норме. В основном картошка, капуста, селедка. Всегда хотелось поесть. Однако военная подготовка шла успешно. Молодые сибиряки на условия не жаловались, успешно овладевали минометным делом.

Так прошли зимние месяцы. А в марте 1942 года нас отправили на запад. Прибыли на Орловскую землю и двигались к фронту. После тяжелых ночных переходов в дождливую пору и по размытым проселочным дорогам наступили теплые весенние дни.

...Это было лето 1942 года, когда на юге немцы начали новое широкомасштабное наступление и стали теснить советские войска. Нашей сибирской дивизии было приказано оборонять важный узел железной дороги - Касторное. Конец июня и начало июля оказались для меня трагическими. После разгрома немцами 40-й Армии, они огромными силами обрушились на нашу дивизию и смяли ее, несмотря на хорошо подготовленную оборону.

Штаб дивизии оказался неспособным управлять войсками, и началось беспорядочное отступление на восток разобщенными группами. С остатками своей роты я оказался в районе Воронежа, где действовала 121-я стрелковая дивизия. Командование дивизии меня направило в состав 574-го стрелкового полка командиром минометной роты, которая активно включилась в оборону Воронежа. Бои были жестокие. Нам удалось выбить немцев из района Сельскохозяйственного института и парка культуры и отдыха. Мы закрепились на восточных окраинах Воронежа и дальше их не пустили. Во время боев 18 июня 1942 года меня вторично ранило. С поля боя был вывезен в медсанбат, а оттуда эвакуирован в военный госпиталь города Борисоглебска. Затем лечение продолжилось в эвакгоспитале города Вольска Саратовской области. В конце ноября меня выписали из госпиталя и направили в Московский военный округ, где зачислили в офицерский резерв. Он размещался в Спасских казармах, рядом с институтом имени Склифосовского. Эти казармы мне были хорошо знакомы, поскольку в 1932 году в них проходил военную службу, будучи курсантом полковой школы. Это недалеко от моей московской квартиры. Но дома бывал редко, так как требовалась увольнительная, а ее давали редко.

В марте 1943 года меня направили в 1-й отдельный Латвийский запасной стрелковый полк, который дислоцировался в Гороховецких лагерях. Попал в этот национальный полк видимо по причине места своего рождения - город Даугавпилс. Там был назначен помощником командира взвода и обучал солдат минометному делу.

В августе этого же года командование полка направило меня в Москву на офицерские курсы «Выстрел». Они дислоцировались сначала в Тушино, а затем были переведены на Большую Волгу в Кимрский район Калининской области. Условия были тяжелыми - жили в небольших домах, оборудованных двухэтажными койками, питались впроголодь по четвертой - тыловой норме, помимо учебных полевых занятий занимались хозяйственными работами. Однако бодрости не теряли, ожидая направления в новые воинские части после окончания курсов.

Поворот в моей военной судьбе произошел в ноябре 1943 года. С курсов «Выстрел» меня направляют в формирующиеся в СССР воинские части 1-го Польского армейского корпуса. Полагаю, что причиной моего необычного назначения явилось знание польского языка, о чем я указывал в своих анкетных данных. Моя новая должность называлась инструктор политико-воспитательного отдела, и звание мое было теперь не «товарищ лейтенант», а «пан подпоручик». Обмундирован был в польскую военную форму.

Уже в январе 1944 года корпус был направлен на фронт. Снова началась моя фронтовая жизнь. Сначала польский корпус передислоцировался в район города Смоленска. Мне удалось повидать военного прокурора корпуса и оставить у него рапорт о назначении меня по специальности на прокурорскую должность.

В марте штаб корпуса откомандировал меня в Москву для получения и отправки автотехники, предназначенной польскому корпусу. Этим я занимался до мая 1944 года и жил дома. В мае мне было приказано сопровождать эшелон с автотехникой к месту дислокации корпуса, который к тому времени перебазировался на территорию Западной Украины. Сдав автотехнику представителям штаба, направился в отдел кадров, чтобы получить новое назначение. Оказалось, что около двух месяцев назад я был назначен помощником прокурора польского корпуса, а затем помощником прокурора 1-й Польской Армии.

Отыскав прокуратуру, я представился прокурору Яну Масталежу и приступил к исполнению новых обязанностей. Масталеж был слишком демократичным. Он не любил суеты и редко покидал свой кабинет. Он даже был недоволен, когда его вызывало командование, и старался найти причину, чтобы не ехать в штаб армии. Тем более он не любил бывать в воинских подразделениях и частях. Эта миссия, в основном, выпала на меня. Поэтому я был загружен работой предостаточно и метался по армии. Неоднократно выезжал на передовую. В связи с летним наступлением Советской Армии на Варшаву и освобождением от фашистов восточной части Польши, наша Армия передислоцировалась на освобожденные польские земли. Военная прокуратура расположилась в районе города Люблина.

30 июля 1944 года я писал домой: «…Был на днях в городе Люблине. Там немцам устроили котел, они не успели унести ноги. Всюду в городе и по дорогам вокруг валяются разбитые машины, повозки, разбросано барахло и среди всего этого мертвые фрицы. Но для них это еще малая месть, ибо то, что я увидел, запомнится на всю жизнь. Недалеко от города немцы устроили концлагерь, куда сгоняли сотни тысяч людей, преимущественно евреев. В этом лагере был крематорий, устроенный по всем правилам техники. Недалеко стояла газовая камера.

Здесь с методичностью, присущей немцам, людей грабили, отправляли в газовую камеру - душили, а затем везли в крематорий, где в нескольких печах (около 10) сжигали. Я своими глазами видел в печах человеческие кости. Это делалось в течение 5 лет. Через этот лагерь прошли миллионы людей из Франции, Чехословакии, Польши, России. Перед приходом Красной Армии тех, кого не успели сжечь в печах, а их были тысячи, облили горючей жидкостью и сожгли. Крематорий сгорел, и среди пожарища лежат обгоревшие люди, сложенные штабелями. Перед уходом из Люблина, немцы расстреляли тысячи людей, находящихся в тюрьмах. Всюду видны следы звериной работы. Сердце обливается кровью при виде всего этого, и ненависть к этому зверью растет до бесконечности. Но и как всякий хищный зверь, эти фрицы - трусы…».

С организацией нового Польского правительства в Люблине Польская Армия была преобразована в Войско Польское. Соответственно преобразована и прокуратура. Меня назначили помощником Главного военного прокурора и присвоили воинское звание майора юстиции (майор службы справедливости). Работы было много, часто приходилось выезжать на передовую. Нередко с опасностью для жизни.

В конце ноября 1944 года получил новое назначение - военным прокурором 1-го Танкового корпуса Войска Польского, который формировался в районе города Хелма. В подразделениях корпуса шла интенсивная подготовка новобранцев - поляков с освобожденных территорий. Танковые бригады и другие подразделения корпуса были разбросаны по всему Хелмскому уезду. Военных преступлений совершалось немало, особенно дезертирства. Досаждала и вражеская пропаганда. После освобождения польских земель развернулась острая классовая борьба. Немало было тех, кто не одобряли действия новых властей и создавали антиправительственные организации и лесные банды. Эти организации засылали своих эмиссаров в формирующиеся воинские части с целью разложения новобранцев. Это осложняло работу суда и прокуратуры. Приходилось проводить показательные судебные процессы непосредственно в воинских частях. Важное место занимал прокурорский надзор за законностью не только в воинских подразделениях, но и за местными органами безопасности. Я был не только прокурором корпуса, но и прокурором Хелмского гарнизона. Поэтому нагрузка была чрезмерно большой.

3 февраля 1945 года по приказу командира корпуса началось движение частей на фронт. Сначала корпус был подчинен командованию 1-го Белорусского Фронта и следовал по маршруту: Хелм - Люблин - Варшава - Кутко - Познань - Кшиж (Померания). К этому времени шло успешное наступление советских войск, вышедших к Одеру. В составе 1-го Белорусского фронта на территории Померании мы пробыли недолго. Отдельные подразделения корпуса выполняли боевые задачи, но целиком корпус в боях за Одер участия не принимал. А 26 марта 1-й Танковый корпус вместе со 2-й Армией Войска Польского был переподчинен командующему 1-м Украинским фронтом. Началась передислокация в район города Бреслау, который окружили советские войска, и там шли бои.

16 апреля 1945 года на протяжении всего фронта по Одеру и Лужицкой Нейсе началась Берлинская операция. 1-й танковый корпус вместе со 2-й Армией Войска Польского форсировал реку Нейсе и начал наступление на немецкие позиции. Наступление развивалось успешно, но бои были трудными и шли с переменным успехом, тем более что немецкая группировка Шернера ударила по тылам 2-й Польской Армии. Я оказался в центре событий и большей частью времени находился на командном пункте командира корпуса Кимбара.

1-й Танковый корпус Войска Польского закончил свой боевой путь 10 мая в Чехословакском городе Мельник, что в 60 километрах от Праги. 12 мая был проведен парад, а 13-14 мая части корпуса двинулись в Польшу. Но для меня война не закончилась, так как был назначен военным прокурором формирующегося в Польше Корпуса безопасности, который вел борьбу с внутренними врагами. Но это отдельная тема. Только в апреле 1947 года я вернулся в Москву.