Копейко Петр Александрович - Генеральная прокуратура Российской Федерации

Государственный советник юстиции 3 класса, Заслуженный юрист Российской Федерации, Почетный работник прокуратуры, награжден двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, орденом Трудового Красного Знамени, медалями «За отвагу», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945», а также «Ветеран прокуратуры».

Родился 21 декабря 1918 года в селе Краснозерске Краснозерского района Новосибирской области.

Трудовую деятельность начал с 16 лет после окончания школы. Ра­ботал на различных должностях. После окончания преподавательских курсов его назначают директором неполной средней школы. В 1940 году поступил на учебу в юридическую двухгодичную шко­лу и после ее досрочного окончания был направлен на работу членом уголовной коллегии Акмо­линского областного суда.

В ноябре 1941 года, как и многие его сверстники, был призван в Армию. Воевал в Сталинграде, а затем на Белгородско-Курском направлении. В 1943-1946 годах служил в органах контрразведки.

После демобилизации окончил ВЮЗИ, работал помощником прокурора уезда, прокурором уезда, начальником отдела общего надзора прокуратуры Латвийской ССР, прокурором Даугавпилсской области этой республики, заместителем прокурора Узбекской ССР, прокурором края Казахской ССР, прокурором Тульской области.

Битва на Волге

В Армию я был призван, как и многие мои сверстники, в ноябре 1941 года. 29-я стрелковая дивизия, в которой я начал служить, была сформирована из сибиряков и направлена под Моск­ву в резерв Ставки Главного командования. К лету 1942 года немцы прорвали фронт в районах Харькова и Ростова и устремились на Северный Кавказ и на восток - в сторону Сталинграда. Нашей дивизии приказали срочно идти на юг, навстречу немцам. В составе 64-й Армии, которой командовал генерал-лейтенант Шумилов, мы двигались через Сталинград на Сальск. И вот в станице Цимлянской лицом к лицу столкнулись с фашистами.

Я хорошо помню первые дни пребывания нашей дивизии в дон­ских степях. Навстречу на­шим войскам, спешившим на передний край, двига­лись беженцы. С узлами, мешками и домашним скар­бом на тележках они уходили от войны, которая пол­зла за ними по пятам, ды­шала вслед ужасом опусто­шения. Тяжело было смот­реть на сгорбленных стари­ков и старух, растерянных женщин, плачущих детей. Смотрели, и поднималась в душе жгучая ненависть к врагу.

В те июльские и августовские дни жара на Дону стояла адская. Дороги были разбиты и разворочены гу­сеницами танков, колесами орудий, автомашинами, по­возками, копытами лошадей и ногами многих тысяч солдат. Пыль лежала мягким толстым слоем, ступишь, и разлетается в разные сто­роны из-под ног горячее желтое облако. Были слу­чаи, когда бойцы, шедшие в середине или в конце ко­лонн, задыхаясь, падали в обморок.

И вот части дивизии всту­пили в бой. Невозможно укрыться от вражеских пуль, снарядов, мин и бомб. Вырыть окоп или даже простое углубление стоило огромных физических сил. Солончаковая земля была как камень. Только ночью с большим трудом удава­лось отрыть углубление-окопчик для стрельбы с ко­лена. Траншей не было. Приходилось целыми днями, скорчившись в таких вот тесных окопчиках, находить­ся под лучами палящего солнца. Ноги и руки неме­ли, мучила нестерпимая жажда. Воду и еду подво­зили на передний край только ночью. И так все время.

Крайне тяжелое положе­ние сложилось в конце ав­густа 1942 года. Шли тяжелые, кро­вопролитные бои, часто на­рушалась связь с тылами, вода и пища доставлялись нерегулярно, мы ни разу за это время не умывались, лица бойцов почернели от пыли и сажи, гимнастерки и белье от пота и грязи разламывались и развалива­лись. Ночью тоже не отды­хали. Необходимо было по­добрать раненых и отпра­вить в тыл, похоронить убитых, заминировать опасные места, подвезти боеприпасы. Эти дни, как близнецы, походили один на другой.

Ровно в семь часов утра с немецкой пунктуальностью над нашим передним краем появлялась «рама» - так наши бойцы прозвали двухфюзеляжный самолет-разведчик. Спустя несколько минут после этого противник открывал ураганный минометно-артиллерийский огонь, затем появлялись «юнкерсы» и «хейнкели» - пикирующие бомбардировщики, которые устраивали над нашими позициями «карусель», яростно бомбя передний край. И так несколько раз в день. Но, несмотря на атаки врага, воины упорно отстаивали каждый метр своей территории.

Вспоминаю такой эпизод. На ближних подступах к Сталинграду немцы заметили штаб нашей дивизии и попытались его захватить. Связь с полками и другими подразделениями была нарушена. Комендант­ская рота, в которой я был заместителем политрука, взвод автоматчиков, офицеры штаба и политотдела дивизии заняли круговую оборону. В течение дня мы отбили более 10 атак врага. В одну из последних атак вражеский танк прорвался в расположение штаба дивизии и был подбит на землянке командира дивизии полковника Колобутина. Исход этого поединка решили стойкость и мужество оборонявшихся. Ночью оставшиеся в живых похоронили убитых, эвакуировали раненых, вывезли знамя дивизии, штабные документы. Комендантская рота потеряла в этом бою более двух третей личного состава. Погибли командир и политрук роты, все командиры взводов. Я был назначен политруком роты.

1 сентября 1942 года части дивизии заняли оборону на южной окраине Сталинграда, под деревней Елхи. Всю свою мощь враг обрушил на оборонявших южную часть города. На переднем крае бушевало море огня. Были дни, когда от разрыва бомб, мин, снарядов и поднятых ими клубов дыма и пыли в буквальном смысле днем на­ступали сумерки. Иногда с самолетов немцы сбрасывали пу­стые бочки и ящики от снарядов. Нередко в бомбы и бочки монтировались зву­ковые воющие сирены. При их полете и падении созда­вался душераздирающий свист и вой. Фашисты считали, что если наши бойцы не будут поражены пулями, осколками мин, снарядов и авиабомб, то оставшиеся в живых должны сойти сума. Но наши воины стояли насмерть и выстояли. Приказ Родины - ни шагу назад - был выполнен.

За самоотверженность и героизм в боях под Сталинградом, наша дивизия была переименована в 72-ю Гвардейскую, а Армия стала называться 7-й Гвардейской. Меня наградили медалью «За отвагу», которую считаю самой дорогой для себя.

Зато с какой радостью мы шли в первое свое наступление. Это была величественная картина. На рассвете заговорила наша артиллерия. А потом в бой устремились танки, 6ронетранспортеры, ввысь поднялась армада самолетов. Вот здесь мы, может быть в первый раз, почувствовали огромную мощь нашей Родины.

После разгрома немцев под Сталинградом и небольшого отдыха, части дивизии были направлены в район Белгорода. Не доезжая до места назначения, наши эшелоны стала бомбить вражеская авиация. В районе станции Лиски мы были вынуждены оставить вагоны и двигаться маршем, так как враг форсировал реку Донец. У нас было только легкое оружие, ибо все остальное находилось на подходе. Встретились с фашистами на марше и с ходу вышибли их за реку Донец и заняли здесь оборону. Для меня 72-я Гвардейская дивизия дорога еще и тем, что я там был принят в ряды коммунистической партии. Это было в сентябре 1942 года, в разгар самых ожесточенных боев. Тогда мы, комсомольцы, писали в своих заявлениях, что хотим быть в первых рядах защитников Родины, что не пожалеем сил и самой жизни для победы над врагом. Это были не громкие фразы, это была действительность.

В 1943 году упразднен институт комиссаров в Армии. И меня, комиссара пулеметного батальона, направляют для дальнейшего прохождения службы в органы контрразведки. Сначала 1-го, а затем 2-го Прибалтийских фронтов. Служба в контрразведке требовала иных методов и большого мастерства в борьбе с происками врага. Моя чекистская деятельность началась без какой-либо углубленной подготовки. Всему приходилось обучаться на ходу, в строю, поскольку военные контрразведчики постоянно находились в боевых порядках войск и выполняли весьма сложные задачи. Это и проведение оперативных мероприятий по обезвреживанию вражеских шпионов, забрасываемых Абвером, и подготовка для заброски в тыл немецких войск групп разведчиков для проведения операций, и многое другое. Три года посвятил я этой службе.